Звездный час  - Николай Эдельман

Убивая время, Лиза подняла растрепанный томик Агаты Кристи, упавший с кресла, где его забыла тетка, полистала и снова уронила на кресло. Начала было расставлять на каминной полке бесцеремонно сдвинутые чьей-то рукой и опрокинутые безделушки: галантные мейсенские парочки и балерин, высушенных морских звезд, склеенного из ракушек краба, – и бросила это дело. Прошлась взад-вперед, ногами отшвыривая с пути и переворачивая высыпавшиеся из семейного фотоальбома снимки, на которых мелькали знакомые лица: она сама – пятилетняя, сразу же после того, как ее разыскали в сиротском приюте, остриженный под ноль заморыш с глазищами-блюдцами на исхудавшем лице; она же чуть постарше – на подмосковной даче, в платьице с оборочками; опять она, на открытке из серии «Звезды русского экрана»; Боба в кепке и с засученными рукавами, рядом с какой-то причудливой машиной. Но чаще всего на снимках встречался Аркадий Аристархович – со шведским королем, вручающим ему Нобелевскую премию; в облике почетного доктора Кембриджского университета, в мантии и со шпагой; с Резерфордом, похожим на моржа; в лаборатории со своими учениками, среди циферблатов и блестящих железяк – из-за чьего-то плеча выглядывал взъерошенный Зенкевич; с тетей Клавой где-то в Англии, у деревенской таверны, на фоне стены, сплошь заросшей плющом; с ней же, на свадебной фотографии, где молодая Клавдия Петровна, строгая красавица в атласном платье с фатой, волочащейся по полу, держала под руку своего избранника, щеголеватого студента с нафабренными усиками… Потом она скользнула взглядом по витому шнуру от шторы, прикинула, прочна ли массивная люстра под потолком… Кажется, лишь это она еще вольна сделать, чтобы не быть песчинкой в водовороте, который несет ее куда угодно, но только не туда, куда бы она сама хотела. Но не странно ли, что из игры под названием «жизнь» существует лишь один выход? И не странно ли, что, пытаясь выйти из игры, ты все равно становишься побежденным – а может, на самом деле победителем? Не служит ли эта хитрость ниточкой, потянув за которую можно узнать смысл всего, что было, есть и будет, получить ответ на вопрос, почему она родилась на свет именно в тот день и в тот час, почему живет в этой стране и в этом теле, смотрит на мир этими глазами, ощущает себя тем, кто она есть, а не мужчиной, женщиной или ребенком из какой-либо иной части света и эпохи, а главное, чем заслужила все то, что обрушилось на нее за последние сутки?

– Вода готова, Лизавета Дмитриевна! – позвала Дуся.

Содрав с Лизы остатки платья, горничная запихнула ее в горячую ванну и принялась скрести мочалкой.

– Батюшки мои, – охала она при виде ушибов и кровоподтеков на теле хозяйки, – да на вас места живого нет! Матерь-заступница, пресвятая Богородица, что ж эти изверги с вами вытворяли!

Однако Лиза в своем оглушенном состоянии ничего особенного не чувствовала, лишь слегка морщась от мыла, щипавшего ссадины, – да по-прежнему горела кожа на побагровевших, будто их ошпарили, руках и плечах. Потом Дуся суетилась вокруг нее, помогая одеваться, а Лиза, не испытывавшая ничего подобного даже в те времена, когда снималась для рекламы, казалась себе самой манекеном, на который напяливают какие-то чужие тряпки, и ей было глубоко до лампочки, как сидит на ней сатиновое платье в горошек и смотрятся ли с ним выбранные Дусей перчатки.

Наконец, несмотря на то что после вчерашнего обеда у Зинаиды во рту у нее не было ни крошки съестного, она, даже не присев к столу, без малейшего аппетита затолкала в горло пару кусков хлеба с маслом и покинула дом, получив от Дуси кучу напутствий и пожеланий. Горничная проводила Лизу до самого выхода и, вероятно, с огромным облегчением захлопнула за ней дверь.

В последний раз, оглянувшись на виллу – не то прощаясь с ней, не то в надежде, что Дуся одумается, вернет хозяйку, избавит ее от опасного пути, Лиза побрела на набережную. С моря надвигалась черная туча, которой так не хватало утром и которая сейчас была совсем некстати. В сумраке, вместе с ней наползавшем на мир, безлюдье на улицах поселка становилось таким угнетающим, что Лизу бы и появление немцев сейчас, пожалуй, обрадовало.

Едва ее глазам открылся вид на набережную, стало ясно, что никаким пароходом из Симеиза, конечно же, не уплыть. Ночная приливная волна и тут натворила бед. Пляж, заваленный обломками лежаков и зонтиков, превратился в свалку, с пирса волна снесла настил, оставив лишь два ряда пьяно покосившихся, привалившихся друг к другу свай, а плескавшаяся под ними взбаламученная вода на вид ничем не отличалась от грязной бурды, из которой состоят лужи в любом провинциальном городке.

У Лизы опустились руки. Что теперь – возвращаться, убеждать Дусю, что ехать в Ялту не на чем? А вдруг перепуганная горничная хозяйку вовсе в дом не пустит? Идти на почтамт, звонить в Особое отделение, чтобы машину прислали, раз так хотят ее, Лизу, видеть? Хоть что-то здесь должно быть открыто, не могли же все до единого куда-то испариться!

Так и не придя ни к какому решению, Лиза доплелась до неестественно безлюдного пятачка перед автостанцией. Ее двери были наглухо заперты. Куда-то исчезли и таксисты, готовые со свистом домчать до Ялты, и даже сдающие жилье старухи, всегда караулившие здесь приезжих «дикарей». Порыв ветра бросил в лицо Лизе горсть пыли, и сейчас же вокруг нее застучали тяжелые частые капли.

Лиза решила возвращаться, не дожидаясь, когда дождь разойдется, но тут сзади крякнул гудок. Вздрогнув, она поспешно обернулась, застигнутая врасплох этим проявлением жизни в вымершем поселке. Перед ней остановился не первой молодости автомобиль. Его водитель – по виду не то чиновник, не то учитель, а может, и вовсе провинциальный артист – окликнул Лизу через открытое окошко:

– Барышня! Где тут выезд на дорогу, не подскажете?

– А вы куда едете? – спросила Лиза. Кажется, появлялся шанс попасть в Ялту, хотя она сама не знала, стоит ли этому радоваться.

– Да нам бы хоть куда… – уныло сказал водитель. – В Севастополь, в Ялту… Подальше отсюда!..

– Ну, в Севастополь вы не проедете, – заявила Лиза. – На Верхнем шоссе немцы. А в Ялту добраться можно – по нижней дороге.

– А где она – нижняя дорога? – спросил водитель.

– Я покажу, если вы меня захватите, – пообещала Лиза, сама не уверенная в том, что из нее выйдет хороший проводник. Она не раз ездила нижней дорогой, но одно дело – когда тебя везут, и совсем другое – самой прокладывать маршрут.

– Садитесь, барышня, – покорно пригласил водитель. – Там сзади есть место.

Спасаясь от дождя, Лиза мигом юркнула в салон, но едва увидела, кто будет ее попутчиками, обомлела.

Машина везла тех самых курортниц, из-за которых прошлым утром они с Зенкевичем угодили в полицию: полная матрона заняла переднее сиденье рядом с водителем, молодая расположилась на заднем. Они то ли первыми спешили удрать из опасных мест, то ли припозднились и теперь пытались наверстать время. Лиза хотела было броситься вон из машины, но кое-как сдержалась, убоявшись того, что поспешным бегством лишь вернее себя выдаст. Быстренько расчистив клочок места на сиденье, заваленном узлами и саквояжами, она забилась в угол, надеясь на то, что шляпка с густой вуалью позволит ей остаться неузнанной.